Хогвартс, мой любимый Хогвратс! Ньют оглядел кабинет трансфигурации, вспоминая школьные аудитории для занятий, высокие башни, стены школы, а с ними и холодные коридоры заведения с их непривлекательным толстым слоем камня. Как бы он не любил это место, но вспоминалось оно с далекой отстраненностью. И болью. Если бы не тот совершенно глупый и случайный инцидент — он бы отучился здесь, как положено, все семь курсов. Живность на территории школы была потрясающе многообразной, пусть и не такой богатой, а разных [жутких] людей здесь было и того больше. Довольно сложно считать это место одновременно и прекраснейшим, но и ужаснейшим в жизни Скамандера. Каким-то лешим, это удавалось.
Школьные годы подарили много знаний, опыта и сил, но вместе с тем и что-то забрали. Наверное, это чувство можно назвать "определенным отношением", и то с большой натяжкой и не вдаваясь в подробности. Чувства вообще очень сложно выразить в слова, а Ньют никогда не был силен в красноречии со своими ближними — людьми. С животным удавалось находить общий язык гораздо проще, на каком-то интуитивном уровне, делая то, что привычно им. Инстинкты в естественной среде обитания, привычки и жесты — многие бы высмеяли такой подход, но он отнюдь действовал не только с животными. Люди также подвержены родным и таким знакомым признакам. Допустим, знакомая шаль или чашка способна вызвать много непрошеных мыслей. Пожалуй, это сейчас с Ньютом и происходило — слишком много воспоминаний из-за одного места, пусть и обширного в своей территориальной области.
Профессор, как и обещал, встретил его чаем, а проказника нюхлера — молоком. Последний угнездился на коленях и вел себя на удивление тихо и скромно. Ньют даже заподозрил, что он подхватил простуду. Пальцы сами собой бережно легли на спину животного, хотя подобным способом нельзя выявить какую-либо болезнь. Простое проявления беспокойства, которое не оставляло волшебника с момента прибытия в Англию. Происшествие, что случилось в Париже, не могло оставить равнодушным, да и мнимое спокойствие сейчас было явно не к месту.
— В последнее время различные случайности преподносят много сюрпризов, — проговорил Ньют, разглядывая шкаф с книгами напротив.
Он предпочел не следить за тем, как профессор Дамблдор накрывает на стол, взмахивает палочкой и [непринужденно] поглядывает между делом на него. Разговор предстоит не то, чтобы очень долгий, — Ньют любит краткость — но чрезвычайно сложный. Объяснять, чем так очарователен Пикирующий злыдень, казалось и то проще, чем то, в каких масштабах произошел случай в Париже. Для Ньюта было неожиданностью все; все же, он наивно считал, что больше не встретится с Грин-де-Вальдом. По крайне мере не напрямую и не лично, умудрившись похитить такую нужную склянку с кровью. Хотя, это заслуга одного очаровательного комка с черной шерстью.
Ньют сидел на стуле, а рядом у самых ног стоял верный и потрепанный чемодан. Пальто покоилась на спинке кресла за спиной, хотя изначально, войдя в кабинет, волшебник замешался, снимая его. Хотелось собраться с мыслями, немного подумать, но времени почти не было. По дороге из Франции домой Ньют много раз представлял себе этот разговор, но так ни к чему и не пришел. Он, право слово, даже не знал, как бы начать и с чего. Все началось с простого визита Куинни и Якоба, а выросло в нечто большее, чем его личные проблемы. Хотя и личными их было назвать... сложно.
— У Вас странная страсть к тайнам, профессор, — проговорил Ньют, невольно вспоминая темный образ в синеве огня; от этого по спине побежали мурашки. Как у него, да. — Боюсь, с текущим положением дел, мне даже не позволят выехать из города, не то, что из страны.
О, да. Ему напомнили о таком безнравственном побеге из страны. Несмотря на все, закон продолжал действовать и никто не будет закрывать глаза на подобную шалость. Едва ли Ньют хотел понимать, к чему могут привести последствия. Да и не хотел. Он делал, что хотел и так, как считал правильным. Ни единая живая душа не пострадала — будь то человек или зверь. Почти не пострадала...
Ньют покосился на чашку чая, окутанную теплом и привычным вкусом. Забытым, привычным вкусом — нужно поправить себя. При мысли о пострадавших невольно приходит Лита, сгоревшая в пламени со своим горем, откровение и секретом. И ей было просто необходимо выговориться прежде, чем пойти на этот безумный поступок! В такие моменты Ньют терял грань между благородством и подлостью людей. добивал такую горькую потерю только уход Куинни. Хотя больнее было только Тине и Якобу, который намеревался вернуть свою любовь, а тут...
Нюхлер был коварно пойман для того, чтобы угостится молоком. Жадный, но милый прохвост воспользовался положением, лизнул лакомство, но почти сразу же его привлекло что-то еще. Видим, что-то блестящее. Его когти царапнули пол, а сам он — был таков где-то в недрах кабинета. Потом еще искать его, да... И проверять карман. Воришка.
Вздох. Ньют таки взял в руки чашку, чтобы добиться несколько секунд молчания.
— В склепе... Лита рассказала, что подменила младенца, своего брата, на другого ребенка. Что ее брат — не ее брат. Но и сам Криданс — не является потомком семьи Лестрейндж, — Ньют, наконец, поднял взгляд на голубые глаза профессора. — По словам Грин-де-Вальда. Хотя все следы вели именно к этому склепу...
Ньют не скрывал горечь. О нс трудом вспоминал рассказ Литы, ее потемневшие глаза и застывшее выражение лица — отчаянье, возможно. Даже тогда мужчина плохо понял ее, ощущая лишь какое-то сожаление и горечь; это то, что она так боялась. Этой правды. Тогда, в этом чертовом склепе, собралось слишком много зрителей и действующих актеров для грандиозного финала.
— Знак... Куинни? Куинни Голдштейн? Да. Да, она ушла... Одна из первых, — Вздох. — Те, кто вернулись в Англию — выжившие и не примкнувшие к нему.
Ньют так и не отпил чая, слегка нахмурившись и сжимая чашку. Казалось бы, ее выбор был крайне непонятен и нелогичен, но для самого Скамандера — крайне прост, но не правильный. Одно дело, совершать все для своих идеалов и цели, другое — оставлять дорого тебе человека в одиночестве. Тернистый, опасный путь выбрала Куинни. Но не Ньюту судить, и не ему как-то осуждать ту, что задыхалась от правил своей страны и волшебников.
— И все снова замкнулось на одном человеке: Криденсе. И дело ведь не только в том, что он — обскур?

Отредактировано Newt Scamander (03-05-2019 04:28:49)

Кабинет казался крепостью, где оба волшебника могли говорить друг другу многое, не боясь быть подслушанным. Словно невидимая вуаль откровенности, предлагающая раскрыть все и говорить правду. Странное чувство. При Дамблдоре вообще никогда не хотелось врать. Нельзя сказать, что будучи подростком Ньют говорил всегда правду, нет. Ведь все дети врут; и не только дети. Возможно дело было в том, что мудрый профессор располагал к себе, стараясь относится к ученикам честно и с уважением.
Впрочем, это никогда не значило, что и он не мог врать.
— Я прекрасно это осознаю, профессор. Лита сама так решила.
Едва ли ее мог кто-то остановить, вот уж верно. В том числе и Грин-де-Вальд, который не обольстил девушку речами, а вызвал в ответ лишь колкий взмах волшебной палочки. Пусть бой был и не долгим. Ее упрямость спасла ее разум и душу, но в то же время погубила и обрекла на смерть.
Обсуждать о том, как умерла Лита, о переполнявших сердце сожалении и печали, у Ньюта не было желания. Если Тесей смог выразить свою боль через слезы, но младший брат едва ли был способен на это; только в груди застряло что-то объемное, мелкое и мешающее дышать. Сложно было дать название этому; чувства сменяли друг друга, но единственное было верным и четко различимым — горе. События в Париже не казались такими же бессмысленными и чудными, как в Нью-Йорке.
— Вам... не за что извиняться, — немного подумав, проговорил Ньют и как-то легко усмехнулся. — Едва ли Тесей смог бы остаться в стороне, являясь одним из прославленных героев.
Гордость не позволила бы Тесею стоять в стороне, как и его врожденное чувство справедливости. Он верит в ту систему, что построило министерство. Верит в правду и что все работает, как часы. То есть [как и должно]. Наверное. Они, пусть и родственники, едва ли когда-то разговаривали честно и открыто, не скрывая за масками вежливых слов что-то свое. В политически игры Ньют никогда не лез, да и не разбирался в этой паутине лжи. Не самое приятное занятие, пытаться в ней разобраться и выйти на "ткача".
— Но речь не о моем брате. Вы говорили, что Криденсу угрожает опасность и его нужно спасти. Что тогда скрывается за этими словами? — Скамандер слегка прищурился, словно пробуя слова на вкус. — Один из опаснейших волшебников верит в пророчества и ведения?
Ньют знал, понимал, что Грин-де-Вальду еще в облике Персиваля Грейвса нужен был обскур ради разрушения и хаоса, что таился внутри. Невообразимая магическая помощь, которая не подлежала контролю. Он сметал все на своем пути к своей цели, которую обозначали чувства и эмоции человека. Еще тогда, в Конгрессе, лже-Персиваль назвал обскура чем-то бесполезным без носителя, тогда как это — паразитический сгусток темной энергии, способный убить и своего носителя. Живое существо, едва ли понимающее что есть "хорошо" или "плохо". Его даже магическим существом можно назвать с натяжкой, но, тем не менее... И если дело не только в том, чтобы спасти обскура, а в том, что Грин-де Вальд использует крайне нечестные фокусы по отношению к своему врагу? Уничтожить одного из величайших волшебников при помощи пророчества?
— Никогда особо не верил в пророчества.
В Магическом мире многое остается за занавесом тайн магии и волшебства. Волшебники пытаются раскрыть и найти ответ на многие вопросы, но не всегда способны на это. Как пример можно взять эти пророчества. Откуда такая сила? Почему она правдива? порой Ньют думал, что сие действие — всего лишь толчком к тому, чтобы предотвратить сказанное в жизнь. Не ложь, нет. Скорее... Способна ли магия направлять их, волшебников? Ньют мотнул головой, взглянул в сторону, откуда несколько секунд назад раздавался шум от нюрхла.
Голубые глаза встретили Ньюта, и тот слегка дернулся. Не скорбеть. Это... едва ли напоминало скорбь. Скорее мягкую печаль. Ньют было печально, что он не смог уберечь одного друга и никак не помочь другому. В общей сложности, все они ввязались в такую перепалку, из которой едва ли удалось выбраться всем. Возможно, стоило скорбеть и злиться, но у Ньюта почему-то не получалось. Возможно, это никак не помогло бы. Это мужчина узнал из своих путешествий по миру, как не прискорбно.
Да, Куинни могла вернуться и образумиться, но... простит ли она себя потом, если поймет? А может вернется с таким чувством вины, которое не даст ей жить дальше спокойно? И, тем более, вместе с тем, кто едва ли сможет ее понять по-настоящему. Якоб же совсем не разбирался в устройстве волшебного мира, хотя был одним из чудеснейших людей, встреченным на пути самим Ньютом.
Рука потянулась к куску сахара, кидая его в чай. Ньют предпочитал пить и без глюкозы, но почему-то в этот раз не удержался. Он задумался на тот момент, когда между ним и профессором возникла тишина, словно специально здесь образованная и распространенная. Ох, нет. У него же обязательно все написано на лице.
— Даже если я попытаюсь, едва ли Якоб... останется в стороне. Пусть и не маг...
Тяжело сидеть и ждать, когда за тебя все сделают другие, когда близкий и дорогой человек находится в таком положении. Вроде бы в опасности, а вроде бы и нет. Куинни четко представляла себе на что идет — по мнению Ньюта — и выбрала этот путь. Но какой же нелегкой и кривой дорогой она пошла... И если Якоб — полбеды, то Тина...
— Тина не глупа, профессор. Она прекрасно знает, что делает. А пока... я не знаю. Мы не успели с ней об этом поговорить.
Ньют слегка нахмурился, не зная, как вообще говорить о Тине с кем-то. В принципе, как и говорить с женщиной он тоже не знал. тина привыкла все взваливать на свои плечи в одиночку, справляться со всем сама. словно и не знала, что такое помощь и понимание.
"Кто бы говорил", — едва пронеслась мысль.
— Но Грин-де-Вальд устроил это представление на кладбище так, словно объявлял войну. Всему и всем.

Ньют помялся, все же беря один леденец, вспоминая себя тринадцатилетнего, также берущего конфету со стола профессора. Фантик из-под конфеты аккуратно лег на стол, а сладость оказалась во рту, отдавая мягко-фруктовым вкусом. Удивительно, что не какой-нибудь кетчупом или перцем, как бывало с компанией "Берти Боттс". Чай в чашке оставался на самом донышке, причудливо закрывая дно. Ньют допил один глоток, стараясь не концентрироваться на чем-то одном, а вести беседу.
Как бы ни жалко, как бы не хотелось все переиграть, но этот акт остался отыгран. Занавес опущен.
— Спасибо, — выговорил маг, аккуратно опуская чашку на блюдце. Цзынь. — Никогда не интересовался подобным. Пророчество — наука не точная, профессор. Как тут предпринять что-то, если все уже определенно.
Ньют раздраженно повел плечами, сталкиваясь с темой, о которой едва ли может что-то сказать. Он никогда не интересовался этой тематикой. Да и не была она ему интересна. Это граничит с чем-то фантастическим, даже среди магов, не говоря уже о магглах, которые в такие вещи верят более охотно. Кажется. Только кентавры гадают по звездам, читают суть и понимают то, что нельзя увидеть многим другим. Загадочный народ, кентавры; гордый, нелюдимый и очень... сложный.
— Но едва ли он думает так же, — сделал вывод из услышанного Скамандер, с трудом представляя, как такого мага вообще можно было одолеть, но поправил себя тут же: нельзя предвидеть все. — Но разве можно... развить этот дар? Мне всегда казалось, что это нечто врожденное? Даже более мудрые существа никогда не говорят точно, что может случится в будущем.
Все фразы из уст провидцев всегда были туманы, двояко изложены и лишены всякого смысла. По большей части. Изредка, если дар силен, то можно услышать нечто знакомое. Ньют общался с кентаврами, пусть и не долго, но это не тоже самое, что иметь дело с человеком, магом, наделенным такой силой. А если искусственно создано? Насколько точны эти слова? Ньют уже не был уверен, что сможет разобраться, да и нужно ли? Сейчас это не являлось первостепенной задачей. Скелетов в шкафу господина Грин-де-Вальда хватит на несколько жизней вперед.
Ньют улыбнулся не сильно удачной шутке профессора, украдкой взглянув на вскипевший чайник. Самоирония важна в таких вопросах, как собственная погибель, хотя самому молодому волшебнику казалось, что едва ли Альбуса Дамблдора сможет убить камень. Это должен быть оказаться очень крепкий камень с очень неудачным стечением обстоятельств. А неудачей Альбус похвастаться не мог.
— Профессор, это была маленькая девочка, которая даже не понимала... Не могла... — Ньют вздохнул, как-то тяжко вспоминая тот момент и дикий [не] человеческий крик. — Ни один ребенок до сих пор не смог дожить до возраста Криденса, а тем более — управлять обскуром. Даже если сейчас мы имеет исключение из правил — если сам носитель не хочет быть спасенным, то едва ли что-то получится. Тогда мне удалось извлечь эту сущность, но я не уверен, что даже сильный и взрослый человек способен это выдержать.
Ньют вспомнил Криденса, его темные глаза, и снова вздохнул, ткнув чашку ложечкой. Он никогда не думал, что ему придется повторить нечто подобное, да и навряд ли бы взялся. Извлечение магии из мага — это самое ужасное, что может произойти; даже если эта самая магия убивает и поглощает изнутри. Такое невозможно контролировать долго. Чем старше и опытнее волшебник, тем сильнее будет сущность внутри. Ведь с возрастом и эмоции становится более... сильными, крепкими. Это уже не наивный ребенок, который едва ли понимает, что делает.
Хотя, о Кридансе даже такое сказать сложно.
— Я... никогда не хотел участвовать в войне, быть кем-то... ну, таким, — Ньют печально улыбнулся профессору. — Только вот наш общий знакомый не оставил мне выбора.
Нельзя было оставаться в стороне. Тина делает то, что может и прикладывает к этому много сил. Да и не только она. Многие люди сражаются, чтобы спасти их будущее и... мир в целом. Вера в лучшее, в хорошее, в то, что может быть не так плохо. Ньют так не может. Он не доверяет людям, не видит в них тех качеств, что так полюбились ему в его любимых зверях. Одновременно с этим, бывают исключение из правил. Почему-то на ум пришли дементоры.
— О, профессор, Тина будет счастлива, — с долей сарказма проговорил Скамандер, вспоминая нравственный пыл девушки. — Якоб не хочет уезжать, но едва ли без документов он сможет остаться в Лондоне, да и в Британии надолго. Но... это едва ли должно заботить вас, мы разберемся... Стоп, Австралия?
Ньют слегка моргнул, прерывая мысли о друзьях воспоминанием о стране. такой вопрос никогда не сулил ничего хорошего. Нет. Он был вообще не хорошим. Ньют только вернулся, собирался на слушание в Министерстве, которое было не очень счастливо узнать ,что один из магов нарушил запрет на "не выезд за границу" и...
— Я бывал там один раз, хотел выкупить у одного человека золотого сниджета, но... Не говорите мне, что вы хотите, чтобы я поехал в Австрию.